«Последняя сказка Риты» (Россия, 2012) — мистика, драма. Ангел смерти под видом медсестры приходит в больницу, чтобы забрать душу пациентки.
В аварийном корпусе московской больницы чахнет Маргарита Готье. Здесь же работает врачом ее подруга. Потом появляется — и объявляет себя «более новейшей» подругой Риты Готье — медсестра моргового отделения Таня Неубивко. Именно ее играет (или не играет, а просто персонифицирует манерным голосом и шаткой походкой) госпожа Литвинова. Неубивко носит под мышкой чучело хорька, назначает свидания у дверей морга и получает букетики «от Иосифа из гепатитного отделения».
«В мире людей я пыталась вести себя, как люди… Я не могла отказаться ни от одного свидания с мужчиной, потому что свидания с мужчинами очень ценились женщинами в этом городе», — ломким тоном объясняет Неубивко, которая на самом деле, конечно, не из людей, а из ангелов смерти.

Она послана на землю, чтобы забрать душу Маргариты Готье, которая хочет, чтобы смерть явилась к ней в виде красивой женщины в желтом платье и с шампанским.

Собственно, зимний поход ангела смерти за душой Маргариты и есть вся история. Остальное — обычная литвиновская фантасмагория, замешанная на декадансе и магии кино в старинном смысле слова (шляпы с траурными перьями, алые губы, таинственный свет), абсурдной логике сна, городском фольклоре. А также на излюбленной Ренатой идее: госучреждения с облезлыми стенами, архивами и неприступными служительницами канцелярского культа на самом деле — мистический мир, где вершатся судьбы.

Больница в «Последней сказке Риты» именно такая: заплетающие толстые косы с бисером медсестры похожи на нечисть из славянского фольклора, врач, пьющая коньяк на снегу в окружении воронов, — на старинную аллегорическую картину. Весь фильм, по сути дела, — зеркало для героини Литвиновой; прочие женщины в фильме ведут и говорят так же, как она. «Не надо, у меня… аллергия», — жмется бедная Маргарита, когда жених целует ей руку.

Весь этот мир (где экзальтированные женщины устраиваются в манекенные позы в витрине кафе, выложив вокруг мертвые цветы, медсестра украшает себя чучелом хорька, а покойница — шляпой из дымящихся сигарет) устроен по принципам, совершенно не разбираемым в обычных категориях кино.

И это вовсе его не принижает — это просто другая форма высказывания, точно так же как формой искусства является, скажем, высокая мода.